34
Картинка за широким окном троллейбуса, орошенным дождевыми каплями, плавно смещалась, повторялась, ускользала... В наушниках плеера громыхал рок. Звучал давно забытый альбом «тяжелый металл».
Жизнь вокруг Стаси шла своим чередом. Что бы ни происходило внутри нее, мир вокруг не рухнул. Немного уязвляло, что на всем белом свете никому не было дела до ее переживаний.
На переднем сидении кто-то смеялся, сбоку кто-то шутливо спорил, влюбленные целовались на задней площадке. Только Стася была наедине со своей болью.
«Никогда не смогу».
Она растерзана этим сильнее, чем его бессердечным поступком. Непримиримо отталкивала эти слова. Не хотела верить Аравину. Эта фраза – сокрушительные финальные аккорды той жестокой игры, в которую он с ней сыграл.
Егора затрагивали слова и слезы Стаси. Он не смог этого отрицать. Она пробила его толстую броню. Видела отчетливо тот момент, когда он приоткрыл ей свое бесчувственное сердце. Наверное, она по-настоящему сумасшедшая, потому что готова была бороться за этот кусок камня. Неистово сгорая, сумела бы отогреть его. Если бы только он ей позволил...
Но после недолгих минут близости Аравин небрежно оттолкнул ее.
«Никогда не смогу».
Она снова упала на колени. Это очень больно! И с каждым разом все труднее подниматься.
Но слишком многое Стася пережила до этого в одиночестве. С любовью своей справится уж непременно. Без вариантов. Ей всего лишь нужно разобраться в хаосе, заполнившем ее до основания. Разложить по местам все слова и действия.
«Боже, дай минутку передохнуть, и я все сумею!»
Она просто запуталась в понимании окружающего мира. Аравин грубо сбил все настройки. Попросту нарушил ее сущность. Стася утратила понимание грани между плохим и хорошим. Все сейчас казалось ей темным, грязным и неполноценным. Целый мир вокруг нее поломан.
Если бы силы остались, еще бы заплакала. Но уже не могла. Высохла.
Стасе до смерти осточертело это разбитое состояние. Она пыталась навести порядок в остатках собственной души. Смести осколки, вытолкнуть все ненужное. Снова поверить в хэппи-энд их отношений. Непросто собрать себя назад, но она это сделает.
Некоторое время просто сидела бездумно на холодном сидении, сжимаясь у мокрого окна. Лениво наблюдала, как дождь уныло хлестал по бегущим прохожим.
Внутренности сводило от тоскливого отчаяния каждый раз, когда в кармане накинутой в спешке синей толстовки Аравина вибрировал мобильный телефон.
Девушка не отвечала. Изначально это не была малодушная месть. Она просто была не в состоянии с ним разговаривать.
Иногда Стася непреодолимо хотела быть такой же бесчувственной, как Аравин. Уметь одним невидимым глазу движением выключать боль. Запретить сердцу безответно любить. Но это просто лишь в теории.
А сегодня только одно слово завладело сознанием: «Никогда».
Слабо замотала головой из стороны в сторону. Достав плеер, переключилась на альбом «лирика». О, Боже, от этого становилось еще хуже! Душевные речевые конструкции только усугубляли ее подавленное состояние.
Прикрывая глаза, опустила голову вниз.
Она обреченно ощущала всю глубину своего уныния. Находилась в состоянии душевной разрухи, словно выжженный город после бомбежки, над которым все еще кружат вражеские вертолеты.
Вроде бы и боялась почувствовать новую боль. И в то же время готова выдержать еще в разы больше, если это необходимо.
«Я не боюсь!» – уверенно прошептала, едва шевеля губами.
Сердце равномерно и шумно стучало в груди. Она сильная, она сможет со всем справиться.
По факту, сам Аравин убежден, что не способен на любовь. Но нельзя сейчас сдаваться.
Она ненавидела Егора за его зверский поступок. За жестокие слова. Всем сердцем ненавидела. Но и всем сердцем любила. Эти два чувства плескались внутри нее, сбивая с мыслей.
Слепо куталась в теплую толстовку, вдыхала его запах и размышляла о том, как вести себя дальше. Но ничего путного в голову не приходило.
Были десятки причин вернуться домой к Аравину. Но ни одной существенной.
Разговоры ни к чему не приводили. Видимо, она надумывала больше, чем Егор на самом деле ей говорил. Придавала его словам излишний смысл.
Ее неукротимая любовь оказалась просто не нужной. Что у нее было против этого? Чем теперь крыть?